— Не тот ли Инскипп…
— Тот самый, Инскипп Неуловимый, человек, который ограбил Фарсидион. И в середине полета и сорвал множество других правительственных мероприятий. Я надеюсь, в юные годы вы читали об этом. Меня завербовали так же, как я вас сейчас.
Он держал меня на крючке и знал это, а теперь решил добить до конца.
— Откуда, вы думаете, берутся остальные агенты? Я, конечно, говорю не о тех лупоглазых из наших технических школ, я говорю о настоящих агентах, о тех, кто планирует операции, делает всю предварительную работу, а затем пожинает лавры. Они мошенники, все до одного. Все то, что они умеют делать лучше всего, они делают для Корпуса. Вы удивитесь некоторым проблемам, которые возникают в великой, необъятной, шумной вселенной. Единственные, кого мы можем пригласить к себе работать, это те, кто уже действовал успешно в таком масштабе. Ну, как?
Все происходило так быстро, что у меня не было времени подумать. Наверное, мне надо было поспорить, но мозг уже принял решение. Я был готов согласиться, я не мог сказать «нет». Я кое-что терял, но надеялся приобрести больше. Хотя у меня будет свобода при работе, но ведь я буду работать с другими людьми. Старые беззаботные безответственные деньки миновали. Я снова становлюсь членом общества. От этой мысли у меня появились приятные ощущения. По крайней мере, конец одиночеству. Дружба возместит мне то, что я теряю.
Никогда в жизни я так не ошибался. Люди, с которыми я встретился, были тупы до изумления. Они обращались со мной, как с какой-то мелкой сошкой, и я не мог понять, как сюда угодил. Понимать-то я, конечно, понимал, память у меня ясная. Постепенно я закрутился в этом колесе. Мы находились на спутнике, это было очевидно. Но я совершенно не представлял, вблизи какой планеты или хотя бы в какой солнечной системе. Все было абсолютно секретно, а это место, похоже, было сверхсекретным Главным Штабом и основной базой школы Корпуса. Школа мне нравилась. Только это и удерживало меня от того, чтобы не спятить. Тупицы сидели и зубрили, а мне материал давался легко. Только сейчас я начал понимать, насколько серыми были мои операции. С той техникой и теми приспособлениями, о которых я узнал, я мог бы раньше быть в десять раз хитрее и сильнее. Эта мысль прочно засела в мозгу, особенно соблазнительной она казалась мне в периоды депрессии и тоски. Среди предметов были и жутко скучные. Половину времени занимала работа с архивами — изучение бесчисленных побед и нескольких неудач Корпуса. Порой меня одолевала смертельная тоска, но я понимал, что это, очевидно, часть проверочного периода — понаблюдать, не тянет ли меня к прошлому. Я умерил свой норов, подавил зевоту и собрался с мыслями. Раз я не могу ничего здесь изменить, значит, надо найти что-то такое, что положило бы конец моим каторжным работам. Это было нелегко, но я нашел. Через некоторое время я все разведал и выяснил. Заниматься этим пришлось, когда все спали, но это делало поиски в некотором роде даже более интересными. Когда дело дошло до отпирания замков и взламывания сейфов, я должен был признать, что это не дело. Дверь в личные апартаменты Инскиппа запиралась реверсивным барабаном старого типа, открыть который ничего не стоило. Мне нужно было войти в дверь без грохота, спокойно, но так, чтобы Инскипп услышал меня. Зажегся свет. Инскипп сидел на кровати, направив на меня 75-й калибр.
— Вы не спятили, ди Гриз? — проворчал он. — Прилезть в мою комнату ночью! Я мог застрелить вас!
— Нет, не могли, — ответил я.
Он спрятал оружие под подушку.
— Человек, столь любознательный, как вы, сначала спрашивает, а потом стреляет. А ведь все эти ночные страсти были бы ни к чему, если бы ваш экран был включен, и я мог бы вас вызвать.
Инскипп зевнул и налил себе стакан воды из автомата над кроватью.
— Из того, что я глава Специального Корпуса, — пробулькал он, — не следует, что я должен работать за весь Корпус. — Он опустошил стакан. — Мне надо иногда спать. Мой экран включен только для сверхсрочных вызовов, а не для каждого агента, нуждающегося в утешении.
— Не значит ли это, что я попал в категорию требующих утешения? — спросил я как можно слаще.
— Помешайте себя в любую категорию, черт вас возьми! — рявкнул он и упал снова на постель. — А также переместите себя в коридор и приходите ко мне завтра в рабочее время.
Мне было жаль его. Он так хотел спать и собирался уснуть как можно скорее.
— Вы знаете, что это? — спросил я и подсунул под его длинный перебитый нос большой блестящий снимок. Один глаз медленно открылся.
— Большой военный корабль, по виду похож на имперский. А теперь убирайтесь наконец! — простонал он.
— Отличная догадливость для такого позднего часа, — вежливо сказал я. — Это последний Имперский Линкор Высшего Класса, несомненно, одна из наиболее мощных машин разрушения среди когда-либо созданных. Полная защитная экранизация на полмили в диаметре и вооружение, способное превратить любую существующую сегодня флотилию в радиоактивный пепел…
— Исключая тот факт, что последний линкор был превращен в металлолом свыше тысячи лет назад, — пробормотал Инскипп.
Я оглянулся, приложил губы к его уху и, чтобы исключить недоразумения, заговорил тихо, но четко.
— Верно, — сказал я, — но не удивитесь ли вы хоть чуть-чуть, если я заявлю, что один из них строится сегодня?
О, это надо было видеть! Одеяло полетело в одну сторону, Инскипп отскочил в другую. Одним четким, быстрым движением он перешел из лежачего положения в стоячее и занялся изучением моего снимка. В пижаме он, конечно, смотрелся невыгодно: угловатое тело на хлипких ножках. Но если ноги были тонкие, голос был очень толстый.