Но в нашем маленьком Раю существовал змей, имя которому — Рденрант. По словам, услышанным в разных местах, я начал подозревать, что князь вовсе не хочет быть революционером.
Чем ближе подходил день выступления, тем бледнее становился князь. К этому добавлялись его физические пороки, и однажды произошел конфликт.
Ангелочек и князь совещались, а я сидел в приемной. Когда удавалось, я бессовестно подслушивал. На этот раз, закрывая дверь, я тоже оставил маленькую щелочку. Осторожно манипулируя пальцами, я, расширял ее, пока не услышал голоса. Князь почти кричал; в его словах отчетливо прослеживалась недвусмысленная попытка шантажа. Затем тон понизился, и я как ни старался, ничего не услышал. Потом в его голосе зазвучало хныканье, перемежающееся сахариновой лестью. Ответ Ангелины был однозначен: громкое и решительное нет. Его вопль поднял меня на ноги.
— Но почему? Всегда только нет! Хватит с меня!
Послышался звук рвущейся материи, что-то упало на пол и разбилось. Я одним прыжком влетел в комнату. Моему взору открылась живописная батальная сцена. Одежда Ангелины была разорвана на одном плече. Князь стоял рядом, вцепившись пальцами, как когтями, в ее руку. Выхватив пистолет, я рванулся вперед, но Ангелина была быстрее. Схватив со стола бутылку, она ловко огрела князя по голове, и он упал. Подтянув разорванную блузу, Ангелина сделала мне останавливающий жест.
— Уберите пистолет, Бент. Все кончено.
Я подчинился, но только после того, как убедился, что князь недвижим, и моя помощь не требуется. Она справилась сама.
Когда я встал, она уже уходила. Пришлось ее догонять. Остановившись перед своей комнатой, она бросила мне:
— Ждите здесь.
Не требовалось большой прозорливости, чтобы предсказать наступление плохих времен. Придя в себя, князь, несомненно, примет нужное решение об Ангелине, так и о революции.
Я обдумывал эти вопросы, когда Ангелина позвала меня. Ее плечи покрывал большой платок, скрывший разорванное платье.
Внешне она выглядела спокойно, но блеск глаз выдавал волнение.
Я заговорил о том, что, как мне казалось, должно было беспокоить ее в первую очередь.
— Хотите, чтобы я присоединил князя к его родовитым предкам в семейном склепе?
Она отрицательно покачала головой.
— Он еще пригодится. Мне удается справляться со своим темпераментом, держите под контролем и свой.
— С этим у меня все в порядке. Но неужели вы думаете, что после того, что случилось с ним, можно продолжать работу? У него, кстати, серьезная травма головы.
Подобные мысли не обременяли ее. Она отмахнулась.
— Я еще могу управлять им, и он сделает все, что я захочу, разумеется, в определенных пределах. Ограничениями служат его собственные природные способности, о чем я не знала, когда поставила его во главе восстания. Жаль, что трусость медленно разрушает первоначальную решительность его намерений. Но он считается главарем, и мы должны использовать его в этом качестве. А сила и власть должны быть в наших руках.
Я человек не медлительный, но осторожный. Прежде чем ответить, я обдумал свои слова со всех сторон.
— Что значит «мы» и «наши»? Где тут мое место?
Ангелина уютно расположилась в кресле и откинула со лба прелестные золотистые волосы. В ее улыбке было около двух тысяч вольт, и предназначалась она мне.
— Я хочу, чтобы вы участвовали вместе со мной в этом деле, — с теплыми интонациями сказала она. — Партнером. Мы продвигаем вперед князя Рденранта, пока не придет успех, затем устраняем его и все остальное делаем сами. Согласны?
— Да, — и повторил с особым воодушевлением: — Да!
Впервые я был столь однословен. Нужно было срочно собраться с мыслями.
— Кстати, почему я? Простой телохранитель, который заботился прежде всего о восстановлении своих украденных прав. Не велик ли скачок от мальчика на побегушках до председателя правления?
— Зачем спрашивать, если вы и сами все понимаете?
Она улыбнулась, отчего температура в комнате поднялась градусов на десять.
— Вы можете руководить этим делом не хуже меня — вам это нравится. Мы вместе сделаем революцию и завоюем планету. Что вы на это скажете?
Она встала и взяла меня за руку. Тепло ее пальцев жгло меня огнем сквозь рубашку…
Лицо ее было прямо передо мной. Голос стал бархатным и низким — я такого никогда не слышал.
— Это будет прекрасно. Обязательно будет. Ты и я… вместе.
Обязательно! Бывают мгновения, когда слова бессильны, и тогда начинает говорить ваше тело. Это был тот самый случай.’ Мои руки обняли ее и прижали к груди, мой рот приник к ее губам. Она ответила мне тем же. Руки ее лежали на моих плечах, губы были ласковыми. Продолжалось это столь недолго, что впоследствии я не был уверен, было ли это вообще.
Теплота внезапно исчезла, все стало плохо. Она не боролась со мной, не пыталась оттолкнуть, на губы ее вдруг стали безжизненными, а глаза совершенно пустыми. Она так и стояла, пока я не опустил руки и не отошел. Тогда она снова села в кресло.
— Что случилось? — выдавил я.
— Вы думаете только о хорошеньком личике — и все? — В ее голосе было рыдание. Страдание исказило ее лицо. — Все вы, мужчины, одинаковы!
— Невероятно! — крикнул я раздраженно. — Вы же хотели, чтобы я вас поцеловал, не отрицайте! Что изменилось в ваших мыслях?
— А захотели бы вы поцеловать ее? — выкрикнула Ангелина в исступлении, которого я не мог понять.
Она дернула тонкую цепочку на шее и швырнула ее мне. На ней висел маленький медальон, еще теплый от тела Ангелины, При падении света под определенным углом на медальоне ясно просматривалось изображение. Мне удалось кинуть только один взгляд на девушку на медальоне. Настроение Ангелины опять изменилось, она вырвала цепочку и стала толкать меня к двери. Дверь за мной захлопнулась, загремел тяжелый засов. Не глядя на удивленного охранника, я пошел к себе в комнату. С одной стороны, я должен быть в восторге: ведь Ангелина дала мне знаки расположения, пусть на мгновение. Но что означала ее внезапная холодность и эта фотография? Зачем она носила ее?